Алексанин Виталий Федорович

1913-29.12.1943гг

​

Мой прадед В. Ф. Алексанин – 1913 года рождения, уроженец с. Заскочиха, рядовой 7- Армии 72-й гвардейской стрелковой дивизии, был смертельно ранен в бою за освобождение Украины и умер в полевом госпитале 29 декабря 1943 года. Похоронен в братской могиле с. Желтое Пятихаткого района Днепропетровской области. В память о нем остались только письмо с фронта, фронтовая фотография и подернутые дымкой времени воспоминания. Я перечитываю это письмо, и в сердце моем невольно складываются ответные строки:

«Мой родной незнакомец, солдат Красной армии Виталий Федорович! Да, я не ошиблась. Родной – потому что ты мой прадедушка, а незнакомец потому, что мы с тобой никогда не виделись, ведь я родилась в мае 1998-го, а ты погиб в Грозном 1943- м. Я – твоя правнучка. Прошу любить и жаловать. Я смотрю на твою фотографию, сделанную в перерывах между боями. Там – на фоне Красного знамени – молодой солдат. Чуть сведены к переносице брови, крепко сжаты губы, взгляд строгий, тревожный и немного суровый. Каким же ты был, рядовой Алексанин? Что любил, что ненавидел? О чем мечтал, что получил от жизни и чего еще ждал?

Любил ты своих стареньких родителей, красавицу жену да двоих малых детушек. Любил страну, родное село, необъятную ширь полей, тихий шепот берез возле реки…

Ты был единственным ребенком у своих родителей. А еще знаю, что был ты светло-русым, и местные девчонки «приклеили» тебе прозвище Рыжий. Зато гармонистом был от Бога. Бывало, как развернешь свою трехрядку да заиграешь «страдания», все девчонки тут как тут. Хорошо пели, красиво, но одна – лучше всех. Да и была она краше всех: высокая, статная, а глаза темные, как спелые вишни, черные до плеч локоны, в ушах сережки – колечки. На цыганочку похожа, звали Лидией. Это и была моя прабабушка. Много парней ухаживало за ней, но ты был самый упорный, самый настырный. Сумел понравиться девушке. Сыграли свадьбу. Вскоре родились детки: дочка Ниночка, а через 2 года – сынок Николай. Ты тогда получил повышение по службе – стал заведующим сельпо. Казалось бы, вот он – рай земной, живи и радуйся. Но жизнь послала свои испытания. Началась Великая Отечественная война.

Я знаю, что тебе должны были дать бронь, и бумаги для этого уже были отправлены. Но… Бронь запоздала на 4 дня. Когда она пришла, эшелон уже мчал тебя на Запад…

А дальше были бои, бомбежки, атаки, наступления и в перерывах между боями – очень-очень редкие письма домой. Из писем этих сохранилось только одно, где ты рассказываешь о том, что воюешь честно, не щадя своей жизни ради победы над врагом. «Наша с вами задача ясна и едина. Наш долг бить врага, громить его день и ночь, не давая ему покоя. Извините, что редко пишу – времени нет. Надо воевать, чистить русскую землю от фашистской нечисти». А между строчками сквозит щемящая тоска по дому, желание хотя бы на миг увидеть, услышать, обнять свою семью, своих близких: «Лида, ты пишешь, что Сеня (свояк) работает на заводе. Это очень хорошо, что он находится в родном краю. Как я хорошо понимаю это теперь! Посылаю вам свою фотографию. Снимок сделан еще зимой, снега стояли высокие, а сейчас трава кругом зеленая, лето в разгаре. Буду ли жив, увидимся ли мы когда – не знаю. А тут посмотрите на фото и вспомните обо мне – Виталии Алексанине. 9 июня 1942 года».

А дальше я теряю твой след. Наверное, многое могла бы рассказать бабушка, но ее давно уже нет на этом свете.

Мне остается только догадываться, в какой кровавой мясорубке ты побывал, как шел в атаку, как терял боевых товарищей, сколько слез и горя видел. Но не отступил, не сломился, смело шел в страшный бой. Ты дал воинскую клятву и остался верен этой клятве до конца. В том последнем твоем сражении ты выносил раненых с поля боя. Торопился, стараясь помочь каждому. Разрыв снаряда, земля взлетела в воздух вперемешку с кровавым снегом. Резкий толчок в грудь... и тишина. Не вздохнуть. Сердце, бейся! Я прошу тебя, бейся! Я умираю? Я не хочу! Я хочу жить! Твои однополчане рассказывали, что отнесли тебя в подвал, где ты лежал в беспамятстве и лишь иногда приходил в сознание. Так продолжалось более двух недель. В это сложно поверить, но это так: без воды, без еды, без помощи. Это и есть суровая правда войны. Почему же оставили тебя боевые товарищи? Забыли? Решили, что ты не жилец? Но ты еще долго боролся со смертью. Что чувствовал ты тогда, кроме боли и отчаяния? Что чудилось тебе в предсмертной дали? Может, твой деревенский дом, мирно спящие на печи дети? Или то, как вы сидите с Лидой на крылечке?

А знаешь, ведь именно она первой почувствовала твою гибель. Она рассказывала, что приснился ей сон: стоит она перед иконой и молится о здравии воина Виталия. Вдруг видит, а за ее спиной – ты. Такой как на фронтовой фотографии – в гимнастерке, ушанке. Ты говоришь ей:

– Не так!

Опять она молится, а ты сердишься:

– Не так! Не так, Лида, не так!

Проснулась она – и к свекрови:

– Мамонька, убили нашего Витю. Пришел ко мне во сне. Не так, говорит, за него молюсь. Видно, не за здравие, видно, за упокой надо.

Расплакалась свекровь, но не поверила.

А через неделю пришла на тебя похоронка. Твое сердце остановилось 29 декабря 1943 года. Это я узнала из военных документов.

…Я часто смотрю ввысь на пролетающие в небе птичьи стаи и думаю: «Может быть, правду говорит песня – в торжественном и печальном полете вовсе не птицы, а души солдат, не вернувшихся с полей сражений?

В этом году в День Великой Победы я обязательно пойду на парад. И с великим уважением, почетом и нескрываемой гордостью пронесу твой портрет от центральной площади до Вечного огня. Чтобы ты еще раз увидел ласковое весеннее солнышко, яркое голубое небо, плывущие в нем облака, клейкие листочки майских берез. Услышал шум мирного города: веселое фырканье машин, скрип открывающихся окон, задорный стук каблучков по асфальту, заливистый детский смех. Все то, за что ты отдал жизнь в далеком 1943-м.

И я низко-низко кланяюсь тебе, Виталий Федорович Алексанин, простой русский солдат, за то, что ты ценой своей жизни подарил мне счастье жить».

​

Нина Солодовникова